В каком состоянии находилось бы человечество, если бы никогда и ни в какой форме сила, надувательство, угнетение и прочие неурядицы не мешали совершению сделок между людьми? Привели бы фатальным образом справедливость и свобода к неравенству и монополии?
Чтобы знать это, надо бы, как мне кажется, изучить природу человеческих деловых отношений, их происхождение, их основания, их последствия и последствия последствий вплоть до конечного эффекта. При этом нужно абстрагироваться от побочных помех и преград, порождающих несправедливость, ибо нельзя не согласиться, что несправедливость не составляет сути свободных и добровольных сделок.
Можно, конечно, утверждать, что несправедливость неизбежна в нашем мире, что общество не могло и не может избежать ее. Я считаю, что человека надо принимать таким, каков он есть, с его страстями, эгоизмом, невежеством, наивной непредусмотрительностью. Нам еще предстоит изучить природу, истоки и эффекты несправедливости.
Но тем не менее остается правомерным, чтобы человеческая наука начала свое изложение теории человеческих сделок, исходя из того, что они свободны и добровольны, потому как физиология говорит о природе и связях органов тела, абстрагируясь от возмущающих причин, нарушающих и видоизменяющих эти связи.
Мы полагаем, что услуги обмениваются на услуги; мы полагаем, что при этом всегда желаемое — это равноценность обмениваемых услуг.
Мы считаем, что лучше всего такая равноценность достигается тогда, когда сделка совершается в условиях свободы, когда каждый свободно определяет свою оценку.
Мы, разумеется, знаем, что люди могут ошибаться. Но мы знаем также, что они могут исправлять свои ошибки, и думаем даже, что чем дольше человек упорствует в своей ошибке, тем ближе становится время ее исправления.
Мы думаем, что все, нарушающее свободу, нарушает и равноценность услуг, а все, нарушающее равноценность услуг, порождает и увеличивает неравенство, дает избыточное и незаслуженное богатство одним и ввергает в не менее незаслуженную нищету других; при этом происходит общая потеря богатств, возникают и растут ненависть, беспорядок, борьба, революции.
Мы вовсе не говорим, будто свобода — или равноценность услуг — обеспечивает абсолютное равенство, ибо мы не верим ни во что абсолютное, когда дело касается человека. Но мы думаем, что свобода имеет тенденцию приближать всех людей к общему уровню, который сам подвижен и непрерывно поднимается.
Мы полагаем, что неравенство, которое может оставаться и при свободном режиме, есть либо результат случайных обстоятельств, либо своего рода наказание за ошибки и пороки, либо некая компенсация за какие-либо другие преимущества, противоположные преимуществам, связанным с богатством, и что, следовательно, такое неравенство не может и не должно посеять среди людей чувство раздражения.
Наконец, мы убеждены, что свобода есть гармония.
Однако, чтобы знать, существует ли эта гармония в действительности или только в нашем воображении, является ли она в нас самих глубоким ощущением или простым желанием, нужно подвергнуть свободные сделки испытанию в виде их научного изучения, нужно исследовать факты, связи между фактами и их последствия.
Именно это мы и проделали.
Мы видели, что между потребностями человека и их удовлетворением вставали бесчисленные препятствия, да еще такие, что он погиб бы, если бы находился в изоляции от общества, союз сил, разделение труда, одним словом, обмен, развивали в нем достаточно способностей, чтобы он мог последовательно преодолевать одни препятствия, устранять другие и так далее, прогрессируя при этом настолько быстро, что при высокой плотности растущего народонаселения обмен становился и становится все более легким.
Мы видели, что ум человека предоставляет в его распоряжение средства и способы действий: все более многочисленных, энергичных и совершенных и что, по мере того как растет капитал, его абсолютная доля в производстве увеличивается, а доля относительная уменьшается, тогда как и абсолютная, и относительная доля актуального, не прошлого, труда всегда растет. Такова первая и могущественная причина движения к равенству.
Мы видели, что чудесный инструмент, именуемый землей, эта волшебная лаборатория, где готовится все, что нужно человеку для пищи, одежды, жилья, была даром предоставлена людям Создателем, что хотя земля номинально стала частной собственностью, ее продуктивная способность никак не была этим затронута, оставаясь даровой при всех человеческих сделках.
Мы видели, что собственность не только не оказывала отрицательною воздействия на сообщество, на их общее, но, напротив, непосредственно и непрерывно расширяла это общее. Такова вторая причина движения к равенству, поскольку чем более велик общий фонд, тем больше стирается не равенство в собственности.
Тем самым мы убедились, что естественный уровень жизни людей достигается не путем отбрасывания их к отсталости и не пребыванием их в неподвижном состоянии, а путем неуклонного прогрессивного их развития.
Наконец, мы видели, что ни законы ценности, процента, ренты, народонаселении, ни какой либо другой великий естественный закон не вводят диссонанс, вопреки утверждениям малосведущей науки, в прекрасный социальный порядок, а совсем наоборот, результатом действия этих законов выступает гармония.
И вот, когда мы дошли до этого пункта, читатель, как мне кажется, может воскликнуть: «До чего же оптимистичны эти экономисты! Страдания, нищета, участь пролетариата, пауперизм, брошенные на произвол судьбы дети, недоедание, преступность, мятежность, неравенство прямо бросаются им в глаза, но они поют свою песню о гармонии социальных законов и отвращают взоры от фактов, чтобы неприглядное зрелище не портило им радость от их собственной системы. Они бегут от мира реальностей и укрываются подобно утопистам, которых они, между прочим, осуждают, в мире химер. Более нелогичные, нежели социалисты, нежели сами коммунисты, которые все-таки видят зло, чувствуют его, описывают и ненавидят и заблуждаются только в своих неэффективных, непрактичных и химерических рецептах излечения общества, экономисты либо отрицают существование зла, либо совершенно бесчувственны к нему, если только сами не порождают его, трубя в уши больного общества: «Пусть все идет, как идет, а все идет к лучшему в этом лучшем из возможных миров».
От имени и во имя науки я со всей моей страстью отвергаю такие упреки, такое толкование моих слов. Мы видим зло не хуже, чем видят его наши противники, мы, как и они, глубоко сожалеем о его существовании и стараемся понять его причины, мы, как и они, готовы биться со злом. Но мы ставим проблему иначе, чем они. Общество, говорят они, такое, каким его создала свобода труда и сделок, то есть свободная игра естественных законов, это общество отвратительно. Поэтому, дескать, надо удалить из механизма зловредное колесо свободы (в этой связи они говорят о конкуренции и даже об анархической конкуренции) и насильственно вставить в него искусственные колеса и колесики нашего изобретения, предлагаются миллионы изобретений. И в этом нет ничего удивительного, ибо пространство воображения безгранично.
Изучив провиденциальные законы общества, мы утверждаем: эти законы Гармоничны. Они допускают зло лишь потому, что осуществляют их люди, то есть существа, подверженные и подвергаемые ошибкам и страданиям. Но зло в социальном механизме имеет и свою задачу, а именно ограничивать и разрушать само себя, предупреждая людей об опасностях, помогая им исправлять их ошибки, давая им опыт, просвещенность и все те вещи, которые резюмируются в слове «совершенствование».
Мы можем даже добавить: неверно, что свобода господствует среди людей; неверно, что провиденциальные законы действуют во всю свою силу; они лишь медленно и с трудом устраняют пертурбации, допущенные по невежеству и из-за ошибок. Так что не вините нас, когда мы говорим: «Пусть все идет так, как идет», - потому что мы хотим этим сказать только одно: мы не хотим, чтобы люди делали все, что им заблагорассудится, чтобы они даже творили зло, а мы хотим, чтобы люди познавали провиденциальные законы и, восхищаясь ими, давали действовать им. Устраните препятствии на пути этих законов, препятствия в виде неправомерного применения силы или разного рода мошенничества, и вы увидите, как в человечестве проявляется двуединое качество прогресса: выравнивание и одновременно улучшение положения людей.
В конце концов надо остановиться на какой-то одной из двух точек зрения: либо интересы людей согласуются между собой, либо не согласуются. Тот, кто произносит слово «интерес», тот говорит о вещи, к которой люди неодолимо тяготеют, иначе это не был бы интерес. А если они тяготеют к чему-то другому, значит, это другое и составляет их интерес. Следовательно, если интересы взаимно согласуются, то достаточно просто понять это, и тогда благо и гармония будут реализовываться сполна, поскольку люди будут действовать естественным образом. Именно так мы полагаем и именно потому говорим: «Просвещайтесь и действуйте свободно!» Если же интересы рассогласованы по самой своей природе, тогда вы правы, и придется устанавливать гармонию насилием, надувательством и всяческими препонами всем интересам. Странная получится гармония, внедряемая внешним и деспотическим воздействием и противоречащая интересам всех на свете! Вы, конечно, понимаете, что люди не будут со всей готовностью поддаваться мошенничеству, и чтобы они покорно приняли ваши изобретения, вам надо будет оказаться сильнее, чем все они, вместе взятые, или же вам вдруг удастся внушить им, что ваши установки — это и есть их истинные интересы. Да и в самом деле, уж если интересы рассогласованы, притом естественным образом, то наилучший выход из положения — это убедить их, что решительно все они глубоко заблуждаются.
Итак, сила и ложь — вот ваши единственные ресурсы. Попробуйте найти другие. Не найдете! И тогда вы будете вынуждены признать, что интересы людей согласуются. А значит, вы будете с нами, и вместе с нами должны будете сказать: «Пусть свободно действуют провиденциальные законы».
Но вы этого не хотите. Поэтому приходится повторять и повторять: ваш исходный пункт заключается в том, что интересы антагонистичны, вы не желаете, чтобы они сами собой согласовывались и регулировались, и потому вы не желаете свободы, вам нужен произвол. Да, вы вполне последовательны.
Однако поберегитесь! Борьба вспыхнет не только между вами и человечеством. Этот-то бой вы принимаете, потому что ваша цель — искорежить интересы человечества. Борьба начнется также и среди вас, между вами — изобретателями, предпринимателями разных обществ, так как вас сейчас тысяча, а будет вас десять тысяч, и у всех будут разные взгляды. Ну, и что же вы будете делать? И я это ясно предвижу: вы будете стремиться завладеть правительством. Оно ведь единственная сила, способная подавить любое сопротивление. Преуспеет ли хоть один из вас? Пока он будет заниматься понуждением управляемых, его будут атаковать все другие изобретатели, которые тоже торопятся встать у кормила власти. И у них будет тем больше шансов на успех, чем у того, первого, так как разочарование людей придет им на помощь; не будем забывать, что он, первый, затронет и исказит их интересы. Начнутся бесконечные революции, у который будет одна цель выяснить, как и кто нарушил интересы человечества.
Не думайте, что я преувеличиваю. Все будет именно так, если интересы людей рассогласованы, ибо при таком предположении и вы никогда не сможете выйти из дилеммы: либо интересы будут предоставлены самим себе, и тогда наступит полный беспорядок; либо кто-то окажется достаточно сильным, чтобы попробовать навести порядок, но и в этом случае беспорядок только усугубится.
Правда, существует и третий путь, о котором я говорил. Он заключается в том, чтобы обмануть людей насчет их истинных интересов, а поскольку это не под силу простому смертному, то кому-нибудь придется стать богом. На эту роль вполне хватает утопистов, которые мечтают стать министрами. В их писаниях всегда полно мистики, и она — пробный шар, чтобы проверить доверчивость публики. Но, к их огорчению, подобный способ не очень-то срабатывает в девятнадцатом веке.
Давайте же будем откровенны: чтобы выйти из этих, казалось бы, безвыходных трудностей, желательно досконально изучить человеческие интересы, и мы найдем их гармоничными. Тогда задача публицистов и правительств станет рациональной, и выполнение ее не составит особого труда.
Поскольку человек часто ошибается насчет своих собственных интересов, наша роль публицистов состоит в том, чтобы объяснить человеку его ошибки, обстоятельно описать их так, чтобы он хорошенько их понял, и тогда он будет следовать своим подлинным интересам. Поскольку человек, ошибаясь насчет собственных интересов, вредит интересам общим (это следует из взаимосвязи всех вещей), правительство должно наставить горстку диссидентов и нарушителей провиденциальных законов на путь справедливости, совпадающий с путем полезности, иначе говоря, единая и единственная миссия правительства — обеспечить господство справедливости. Ему не придется впадать в безвыходные положения, и с величайшим трудом и огромными издержками, растаптывая индивидуальную свободу, строить гармонию, которая на деле строится сама по себе, а всякие правительственные действия в таком самостроительстве только разрушают ее.
Из вышесказанного видно, что мы не настолько фанатичны в нашей привязанности к идее социальной гармонии, чтобы не понимать, что гармония эта может нарушаться и часто нарушается в действительности. Я должен даже сказать, что пертурбации, вносимые в этот прекрасный порядок слепыми страстями, невежеством, заблуждениями, бесконечно более велики и длительны, чем это можно себе представить. Таковы возмущающие причины, которые подлежат кропотливому изучению.
Человек был сотворен на нашей земле. Он несет в себе неистребимую тягу к счастью и неприятие страданий. Поскольку он действует под таким импульсом, нельзя отрицать, что личный интерес есть великий двигатель деятельности индивида, всех индивидов, а следовательно, общества. А поскольку в экономической сфере есть двигатель человеческих действий и главная пружина, заставляющая работать общество, то из всего этого должно воспоследовать как зло, так и добро; здесь надо искать и гармонию, и нарушения ее.
Вечное стремление к осуществлению личного интереса означает заставить замолчать потребность, или, в более общем виде, всякое желание, путем удовлетворения его.
Между этими двумя понятиями интимного и непередаваемого свойства, то есть между потребностью и удовлетворением, располагается вполне осязаемое третье понятие — усилие.
А над тем этим как бы парит способность сопоставлять и иметь суждение интеллект, разум. Но человеческий разум уязвим. Мы можем ошибаться. Это бесспорно, ибо если кто-нибудь скажет нам, что человек не может ошибаться, мы тотчас ответим ему: «Ну, тогда кому-кому, а не вам надлежит доказывать существование гармонии».
Мы можем ошибаться на разный манер; можем, к примеру, плохо оценить относительную важность наших потребностей. В этом случае, если мы находимся в изоляции, мы придаем нашим усилиям направление, которое не соответствует вашим же, но правильно понимаемым интересам. В социальной среде и по законам обмена происходит то же самое: мы соотносим спрос и вознаграждение с никчемными и даже вредными услугами и задаем соответственное направление человеческому труду.
Мы можем ошибаться также и в том отношении, что по нашему неведению или игнорированию страстно желаемое удовлетворение прекратит одно страдание, но вызовет другое страдание, еще большее. Результатов без причин не бывает. Мы наделены предусмотрительностью, чтобы охватывать взглядом и пониманием всю цепочку результатов и чтобы не жертвовать будущим ради настоящего. Однако мы частенько бываем непредусмотрительны.
Ошибка, определяемая слабостью наших суждений или силой наших страстей, — вот первый источник зла. Здесь дело идет главным образом о морали. Поскольку ошибка и страсть индивидуальны, зло тоже в некоторой степени индивидуально. Эффективным противодействием ему выступают работа ума, опыт, союз и ответственность людей.
Тем не менее, ошибки такого рода могут приобретать социальный характер и порождать обширное зло, когда стараются систематизировать ошибки. Существуют, например, страны, где люди, управляющие ими, совершенно убеждены в том, что процветание народа измеряется не удовлетворенными потребностями, а усилиями независимо от результатов этих усилий. Такую иллюзию во многом питает разделение труда. Видя, что работники той или иной профессии преодолевают какое-то препятствие, воображают, будто вообще наличие препятствий есть источник богатств. В таких странах, где тщеславие, легкомыслие, пустые поиски славы являются господствующими страстями и настроениями, возникают соответствующие желания и задаются соответствующие направления по меньшей мере части промышленных отраслей; правители там впадают в панику, если управляемые сами переделывают свои взгляды и вкусы и встают на стезю высокой нравственности. Что же станется, хнычут правители, с модными парикмахерами, поварами, грумами, вышивальщицами, танцорами и танцовщицами, производителями галунов, позументов и прочей мишуры? Они не видят, что в человеческом сердце всегда много места для достойных, разумных и законных желаний, чтобы дать работу работникам; что никогда не будет вставать вопрос об отмене вкусов, а речь всегда будет идти об их очищении и преобразовании; что, следовательно, труд, совершающий такую же эволюцию, может перемещаться с одних объектов своего приложения на другие, но никогда не может остановиться вообще. В странах, где господствуют столь грустные доктрины, часто можно услышать: «Досадно, что нравственность и промышленность не могут двигаться вместе, рука об руку. Мы хотели бы, чтобы граждане были высоконравственными, но мы не можем допустить, чтобы они стали ленивыми и нищими. Поэтому мы по-прежнему будем принимать. законы, позволяющие некоторым вести роскошную жизнь. При необходимости мы будем брать с народа новые налоги, и, действуя в интересах народа, обеспечивая его работой, мы обеспечим, чтобы короли, президенты, дипломаты, министры действительно представительствовали, то есть имели подобающий вид и окружение». И по говорится и делает» я с великолепным чистосердечием! Даже сам народ относится ко всему этому, так екать, с пониманием. Ясно, что когда роскошь и фривольность становятся предметом законодательства и делом регулируемым, приказываемым, навязываемым, систематизируемым, то закон ответственности теряет всю свою нравственную силу...*
- Войдите, чтобы оставлять комментарии