С самого начала Нового Курса Рузвельт применял либеральный символ. К примеру, при официальном принятии предложения Демократической партии о выдвижении в президенты он назвал эту партию «носителем либерализма и прогресса» [230]. В своем втором послании к Конгрессу 10 марта 1933 года, в речи, написанной Моли [231], Рузвельт обосновывал свои требования полномочий на выделение 500 миллионов долларов из бюджета, предупреждая, что «слишком часто в новейшей истории либеральные правительства разбивались о скалы слабой фискальной политики.» [232]
Американцы не слишком интересовались тем, как Рузвельт называл себя в это время. До 15 июня 1933 года период, когда страна испытывала возбуждение и чувствовала движение «первых ста дней». Президент не может поступать неправильно. В мае 1933 года Анна О’Хара Маккормик так описывала настроение Америки: «Что-то гораздо большее, чем молчаливое согласие, наделило президента властью диктатора. Эта власть была добровольным даром, чем-то наподобие неограниченной власти представителя. … Промышленные, коммерческие и финансовые круги, трудящиеся, фермеры и домохозяйки, штаты и города фактически отреклись от предоставленной им власти в его пользу.» [233] Предпринимаемые президентом меры, даже дефляционные, такие как урезание бюджета, не обсуждались, а принимались как «хирургические меры для застарелых недугов политической и финансовой системы» [234].
В целом, как говорит Артур Шлезингер-младший, «ощущению движения было невозможно противостоять», и протесты практически отсутствовали [235]. Газета «Регистр Де Мойна» была одним из редких предвестников последующего несогласия. «Сегодняшний мир», - утверждала ее редакторская статься, - «не знает что такое настоящий либерализм в приложении к нынешним условиям.» Она продолжает: «Наша страна сейчас находится в самом сильном смущении относительно этого вопроса. Очевидно, что Гуверовский тип мышления в наше время остается приверженным индивидуалистической парадигме, которая является фундаментом истинного либерализма, и что Рузвельт настаивает на далеко идущих мерах, которые противоположны индивидуализму. Однако практически все, без всяких сомнений, правильно или нет, считают Гувера консерватором, а Рузвельта – либералом.» [236]
На самом деле, не все видели в Рузвельте либерала; мы обнаружим, что поначалу для некоторых вопрос о том, что на самом деле означает либерализм был весьма важным и подвиг читателя «Нью-Йорк Таймс» написать письмо в редакцию по поводу надлежащего определения либерализма. Рузвельт хотел проводить смелые и постоянные эксперименты, но хотел делать это во имя либерализма как такового, на что читатель категорически возражал, что «либерал – это не экспериментатор» [237]. Однако, большинством людей вопрос о том, как Рузвельт обращается с великим старым словом «либеральный» игнорировался, а один из известных корпоративных бизнес-журналов – вероятно не понимая, что Рузвельт имеет в виду под либерализмом – гордо сообщал работникам: «Если вы не уверены в своем понимании позиции нашего президента по поводу большинства проблем, которые должны быть решены в рамках этих масштабных ликвидаций, введения четких и полезных новшеств, прочитайте только что опубликованную книгу "Взгляд вперед" Франклина Д. Рузвельта. На ее обложке следующий эпиграф: "Мы на пороге нового периода либерализма и оздоровительных реформ в США. … Как президент США я сделаю все что могу."» [238]
Уиллард Киплингер, издатель влиятельного бизнес-бюллетеня, доказывает, что отрицательная реакция бизнеса на Рузвельта стала значимой не ранее 1 марта 1934 года [239]. То, что гром справа не грянул до 1934 года было крайне выгодно для Нового Курса, так как это означало период спокойствия, во время которого Рузвельтовские программы могли свободно идентифицироваться с либерализмом, не вызывая серьезных возражений или требований к администрации определить этот термин.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии